97041
6
Землекоп с большого московского кладбища анонимно рассказал о прыгающих на гробы, пьянстве и ненависти к кинорежиссёрам.
О том, как стал могильщиком
Я работаю здесь 23 года. Пришёл, потому что жизнь заставила. По своей воле люди на такую работу не стремятся. Раньше я был штурманом на речном флоте, но в 1990-е пришлось сменить профессию: надо было выживать.
Первое чувство, которое я испытал после трудоустройства, — удовлетворение. Я понял, что мне наконец не будет стыдно вернуться домой. Я смогу прокормить семью. О самой работе — справлюсь или нет — даже не задумывался. Тяжело стало уже в первые дни. Труд у нас, скажем так, специфический. Мы каждый день видим много мёртвых и плачущих людей. От этого появляются растерянность и стресс. Абстрактные представления не слишком совпадают с мрачной реальностью. Прочувствовать и понять, как с этим всем справляться, заранее нельзя.
Естественная реакция русского человека на стресс — это алкоголь. Только с его помощью я поначалу выдерживал. И не только я. Каждый день видеть слёзы — это, мягко говоря, непросто. Девять из десяти человек, которые к нам устраиваются, не выдерживают и быстро увольняются. Если вовремя не побороть стремление залить негатив водкой, надо увольняться, а то просто сопьёшься. Конченые пьяницы раньше у нас тоже работали.
Добавили негатива и друзья-знакомые. Когда в каких-то компаниях я говорил, где работаю, от меня шарахались. Народ, особенно молодёжь, не воспринимают такое явление, как смерть. Они думают: «Я молодой, у меня всё хорошо, а смерть — это что-то далёкое». Все предпочитают бегать за цветами в поле, а не на могилки.
Чтобы выбраться из психологической ямы, мне потребовалось где-то полгода. Я научился абстрагироваться от происходящего. Просто установил в голове переключатель: начинаются похороны — я его щёлк — и всё, не обращаю внимания ни на что, кроме собственных обязанностей. Моя задача — чтобы захоронение прошло без происшествий.
Когда научился это делать, стало не то чтобы легко — с человеческой смертью смириться невозможно, — но стало проще. По крайней мере желание забыться больше душу не иссушает.
Об обязанностях
В мои обязанности входит подготовить могилу в срок и произвести захоронение. На все работы начальство выписывает наряд, как на заводе. Рабочий день у нас начинается и заканчивается чуть раньше, чем у обычных людей, потому что похороны проходят где-то с 11:30 до 15:30. Зимой сложно работать дольше, потому что темнеет рано.
За годы, что я работаю, требования к землекопам (так называют себя могильщики. — Прим. ред.) стали жёстче. Достаточно несколько раз крепко употребить на работе — отдел кадров тебя найдёт. Такое явление, как повальное пьянство землекопов, у нас умерло. Мы стали выглядеть презентабельнее, у нас появилась нормальная спецодежда на лето и зиму. Стали чётче вести документацию.
С начальством, конечно, ссоримся, бывает. Претензии возникают из-за того, что перегружают работой, советуют, как что-то делать, хотя я не хуже их это знаю. С другой стороны, представляю себя на их месте и понимаю, что, наверно, вёл бы себя так же. Так что всё как на нормальных работах. Никаких левых заказов нам не поручают, да я бы и сам не стал выполнять заказ без наряда.
В то же время в чём-то работать стало проще. Как говорится, молодой сотрудник делает вид, что работает, а опытный знает, как не работать. Раньше я мог полчаса ломом колоть промёрзшую землю. Сейчас я сначала минут десять постучу по льду, прослушаю, пойму, где он наиболее тонкий, и потом быстро всё отколю.
Памятниками я не занимаюсь, но знаю, что какие-то суперкрутые ставят в основном авторитеты. Для них это почему-то важнее, чем для всех остальных.
×
О лексических особенностях
Мы называем могилу ямой, трупы — покойниками, лом — карандашом. При расставании говорим «прощайте» и никак иначе. Самих себя называем землекопами.
Была однажды история. Ждём гроб, нам сказали, что он стандартный, мы под него могилу и выкопали. А он оказался американцем — двухкрышечным. Я смотрю на него и говорю: «Надо разбивать». Ну, провожающие тут же стали причитать и ругаться, потому что подумали, что я говорю про гроб. А на самом деле я имел в виду, что надо разбивать, то есть расширять могилу. Ничего, за десять минут управились и нормально похоронили.
О происшествиях
Здесь что ни захоронение, то история. Кладбище у нас огромное. Чтобы люди не терялись, мы обычно договариваемся встретиться с провожающими у центральных ворот. Но некоторые уверены, что они тут всё знают, нас не ждут и уезжают к могиле сами. Что делать? Садишься в машину и едешь по кладбищу их искать. Как правило, они теряются. Дерево на повороте спилили, белый памятник, по которому они ориентировались, засыпало снегом. Они вместе с гробом катаются, а у нас тут больше десяти километров дорог. Вот и устраиваешь погоню за катафалком.
Из всех провожающих неприятнее всего так называемые мальчики-мажоры. Они слишком высокомерные. Приезжают на всяких «кайеннах», «инфинити» и пытаются на них прорваться непосредственно к месту захоронения. Им объясняешь, что не надо, что человека принято в последний путь проводить пешком, хотя бы какие-то 50–100 метров. В процессию хорошо бы выстроиться. Но они же так не могут: «Это что я, пешком пойду? У меня же такая машина!» Въезжают на них в маленькие переулочки, а там какая-нибудь уборочная техника. Не развернуться, назад не сдать. Стоят, ждут, всех задерживают.
Или уже после того, как цветочки-веночки поставили, подойдут и скажут с презрением: «Вон там водка осталась — идите помяните». От меня, что, перегаром пахнет? Я как пьяница выгляжу? Почему они разговаривают со мной как с последним алкашом? Хотя в принципе нам поминать не запрещено. Но у меня в день три-четыре захоронения. Если я на каждом буду поминать, что со мной к концу рабочего дня будет?
Вообще поведение молодёжи от поведения людей более зрелых отличается. И отношением друг к другу, и отношением к смерти. Они не то что менее заботливые. Им просто кажется, что смерть далеко и их не касается. Ну, это свойство молодости. Мы сами такими же были.
Люди постарше досаждают, только если ведут себя неадекватно. Многие пытаются прыгнуть в могилу вслед за гробом. Приходится вылавливать, удерживать. Всегда делаешь работу, но при этом следишь за людьми, чтобы всё было под контролем. Особенно когда матери детей хоронят, так и норовят в яму прыгнуть. Ловишь их, на руках относишь в сторону.
Из всех историй мне почему-то в душу больше всего запала одна. Мать хоронила сына. Ей было уже где-то за 70, и выглядела она как типичная русская бабушка. Всю церемонию она не причитала, не стенала, ну, плакала, наверно, точно не помню. А вот когда мы опустили гроб в могилу, она земельку бросила, по щеке из одного глаза крупная слеза скатилась, и она сказала: «Сыночек, что же я теперь буду делать?» Спокойно так, без истерики, но настолько проникновенно, что аж с 1993 года это вспоминаю со слезами на глазах.
Претензии нам высказывают постоянно. «Что же вы так несёте?», «Что же вы так опускаете?», «Зачем такие глыбы в могилу бросаете?» Мы относимся к этому с пониманием, потому что люди находятся в жесточайшей стрессовой ситуации. Любое моё неосторожное движение или высказывание может быть воспринято неоднозначно. Всегда нужно контролировать свои действия, слова и даже выражение лица. Поэтому, как правило, после захоронения те же люди подходят и говорят спасибо.
Историй про призраков у нас нет. Может, конечно, кто напьётся и увидит привидение, но я даже в первые полгода работы, когда выпивал, никого не видел. Ну и вообще, вы же видели землекопов? Мы все крепкие, здоровые, сильные. Как вы думаете, если один из нас подойдёт к другому и скажет: «Прикинь, я привидение видел?» Да человека засмеют просто.
Претензии нам высказывают постоянно. «Что же вы так несёте?», «Что же вы так опускаете?», «Зачем такие глыбы в могилу бросаете?» Мы относимся к этому с пониманием, потому что люди находятся в жесточайшей стрессовой ситуации. Любое моё неосторожное движение или высказывание может быть воспринято неоднозначно. Всегда нужно контролировать свои действия, слова и даже выражение лица. Поэтому, как правило, после захоронения те же люди подходят и говорят спасибо.
Историй про призраков у нас нет. Может, конечно, кто напьётся и увидит привидение, но я даже в первые полгода работы, когда выпивал, никого не видел. Ну и вообще, вы же видели землекопов? Мы все крепкие, здоровые, сильные. Как вы думаете, если один из нас подойдёт к другому и скажет: «Прикинь, я привидение видел?» Да человека засмеют просто.
О стереотипах
Я вам интервью даю, потому что меня просто бесит, как землекопов показывают в кино или сериалах. По их мнению, мы всегда пьяные, грязные, оборванные. Если землекоп не такой, то никто не поверит. У нас на кладбище тоже один раз сериал снимали. Режиссёр даёт команду: «Зовите могильщика!» Смотрю, идёт, ну точно: шатается, весь рваный, волосы грязные. Еле удержался, чтобы не надавать там всем в дыню.
Мы клиентов на покупку дополнительных мест не разводим. Начнём с того, что купить сейчас место на кладбище в Москве почти невозможно. Негде хоронить. У нас на кладбище, например, только родственные подзахоронения. В одну яму несколько покойников тоже не складываем. Это просто бред. То есть мы должны одного положить, потом закопать, а потом снова раскопать? Мы совсем идиоты, что ли? Тем более если человек только умер, первое время родственники часто ходят к нему на могилу. Вот они придут — и увидят, что там табличка с другим именем. Да они всё кладбище поднимут, чтобы разобраться как-так.
Бабки-плакальщицы — это не к нам. Их может организовать агентская служба, я про такое слышал, но ни разу не видел. По крайней мере одних и тех же «актёров» на похоронах не замечал. Более того, мы стараемся не допускать, чтобы на захоронениях было много крика и шума. Это нервирует самих людей. Они теряют над собой контроль и прыгают потом в могилы. Поэтому всячески пытаемся их успокаивать.
Никаких нелегальных способов заработка или развода провожающих в последний путь у нас нет. В моём возрасте это уж совсем некрасиво бы было. Да и зачем мне зарабатывать нелегально? У меня и легально неплохо получается.
О психологии
Работа меня изменила в лучшую сторону. Стал больше задумываться о том, что я есть на самом деле. И ещё я сильно поменялся, когда осознал, что моя работа нужна окружающим. Землекопы сочетают серьёзные физические нагрузки с крайне высокой степенью стрессоустойчивости. Психология здесь решает почти всё.
Источник:
Ссылки по теме:
- Мигранты — о том, почему они больше не хотят жить в России
- Лига лени
- 10 типов работников, с которыми надо быть начеку
- Сестренка "пошутила"
- Arbeit macht frei Или как я работника искал
Новости партнёров
реклама
Идет алкаш ночью через кладбище
Видит, кладбищенский работник могилу копает
Алкаш думает "дай ка я его разыграю, сделаю из себя типа приведение, посмотрю на его реакцию"
Значит подходит к нему и таким страшным голосом "Ууууууу"
Работник ноль внимания,продолжает копать.
Алкаш пожал плечами и пошел к выходу с кладбища
Как только подошел к выходу вдруг бабах - получает лопатой по голове от работника кладбища:
"Хочешь гулять, гуляй, только за пределы кладбища не выходи!!"
Спасибо автору за статью, очень понравилась, прочла 2от корки до корки".
Я их хороню" (с) Слепаков
Мёртвых не боюсь, бабулю с её дома хоронили, ночевать было негде. Моя с соседкой всю ночь на кухне проговорила, в зале гроб, я рядом сел на диван и так и уснул. Вполне себе приятный сон снился, без ужастиков.
На работе в тот же год или на следующий, 3 пацана возвращаясь с командировки под встречную фуру влетели. Жёны с детьми остались. Рёву море. Сослуживцы от шока отойти не могут. А я на поминках - Погибли они быстро, во сне умирать не страшно. В отличае от нас, им там сейчас легко и свободно. Переживать остаётся только за их семьи, детей, давайте их не забывать и регулярно поддерживать морально и материально.